Леонид Крутаков, доцент департамента политологии Финансового университета при Правительстве России
«В этом случае Сечин выступал не как глава «Роснефти», а как представитель всей нефтяной отрасли, и говорил от ее имени. И если бы на его месте были Алекперов, условно, Миллер, Богданов, Дюков, неважно, я думаю, ничего бы от этого не изменилось в плане тезисов. Поэтому идентифицировать этот разговор с личными просьбами для «Роснефти» я считаю неверно. В прошлом году инвестиционная программа «Роснефти» составляла 950 млрд рублей, вот он сказал, что в этом году будем делать все, но все равно придется сократить на 20 млрд рублей. Вот, собственно, отсюда и появилось. А что, спросил президент, надо для того, чтобы все-таки удержали объем вложений в инфраструктурные проекты? Он ему сказал: три пункта — отсрочка по налогам по геологоразведке, доступность кредита (это самый болезненный, наверное, вопрос, потому что наши компании отрезаны через санкции от доступа к международному финансовому рынку). Третий пункт — это снижение тарифной нагрузки транспортной, сегодня это 32% в стоимости нефти. Например, тариф на прокачку в 2008 году был 822 рубля за тонну, сейчас 2100 рублей. При этом цена на нефть, вы сами понимаете, была 100 долларов, а теперь она, на Urals если говорить, ниже 25 долларов за баррель. В чем издержки-то
«Транснефти»? Они что, какие-то крупные инвестпроекты ведут? Нет у них такой программы, несопоставимы ни во сколько с «Роснефтью». То есть это вопрос вообще для всей страны, потому что тарифная политика — это прежде всего инфляция».